В 203-й мужской средней школе им. А.С. Грибоедова я учился с 5-го класса. До того - в школах Омска, Красноуральска, Свердловска, Орла. Вернулся из эвакуации (с мамой и младшей сестрой) в июле 1945-го. Отец, старший инженер-лейтенант, демобилизовался только на следующий год.
Наша жилплощадь сохранилась – комната в квартире 41, дом №17 по Кирочной улице. Ещё до войны её переименовали, но даже кондукторы трамвая объявляли: следующая остановка –Кирочная. Привычнее, да и короче. Новое название «Салтыкова-Щедрина» долго не приживалось. Квартира из шести комнат, в каждой – по семье. Из довоенных жильцов осталась половина. Так было, наверно, во всём Ленинграде. Новые жильцы, заселяясь, выбрасывали ненужный хлам. Помню, во дворе несколько дней лежала куча из сотен, а может, и тысяч конвертов - письма ещё со старой, дореволюционной орфографией. А марки! С портретами царей, начиная с Петра I, с двуглавым орлом, земские марки, с разными надпечатками…
Меня увезли из Ленинграда в 1941-м, семилетним дошкольником. И в 11 лет я знакомился с городом самостоятельно: Кирочная, Литейный, Невский... Гулял босиком. Ботинки купили к 1-му сентября. В школу пошёл с зелёной брезентовой сумкой от противогаза вместо портфеля. Ближайшая школа была почти напротив, а 203-ья подальше, но в ней уже учился сосед по квартире Сенька Зарайский. И мы стали одноклассниками. Проблема у меня возникла с английским. В школах Ленинграда иностранный язык преподавался с третьего класса, и пришлось брать частные уроки. Двухгодичное отставание ликвидировалось за 10 уроков.
На большой перемене кавалерийские сражения: «мушкетёры» против «гвардейцев кардинала». Ребята поздоровее – кони, полегче – всадники. Цель – сбросить чужого всадника на пол. Руками мог действовать только всадник. Сражались отчаянно, и, удивительно, никаких травм не было, разве что лёгкие ушибы. И на заметку читателям из третьего тысячелетия: многие пятиклассники середины прошлого века прочли «Три мушкетёра»! Правда, большинство моих одноклассников пропустили год, а то и два, из-за блокады. И уже в шестом классе (кое-кому 14-15 лет) ходили на танцы в женскую школу, по другую сторону от кинотеатра «Спартак». Я танцами не увлекался, по малолетству. Да ещё, может быть, сказывались последствия голодного, безвитаминного детства. И по росту я в классе был вторым от конца. Последним стоял Толя Мячков. К получению «Аттестата зрелости» я всё-таки вытянулся до 165 см, и в институте прибавил ещё 5 сантиметров. А Толя меня обогнал, после школы вырос на 25-30 сантиметров!
В 7-м классе (или в 8-м) по рукам пошла замусоленная, потрёпанная книжка, «Двенадцать стульев» и «Золотой телёнок», из общедоступных библиотек изъятая. Многие из нас знали её гораздо лучше того, что «проходили» на уроках литературы. После доклада Жданова «О журналах «Звезда» и «Ленинград» в 1946 году, школьные программы стали ещё более идеологизированными и, конечно, совсем не учитывались возрастные интересы. К примеру, из Лермонтова наизусть надо было знать «Смерть поэта»: «Погиб поэт! - невольник чести – Пал оклеветанный молвой…» Дальше забыл. А вот стихотворение «Счастливый миг», которое в 8-м классе мы переписывали от руки, и через 60 лет помню: от начала «Не робей, краса младая, хоть со мной наедине, стыд ненужный отгоняя…» и до конца «…И от счастья нас разбудит истощение одно».
!948 год. «Ленинградское дело» коснулось и нашего класса. Всю партийную и советскую верхушку Ленинграда расстреляли. Семьи разоблачённых «заговорщиков» также подвергались репрессиям, в лучшем случае – ссылка. Из нашего класса исчез Валера Михеев. Какой пост занимал его отец, я не знаю. У Геры (Георгия) Горбунова отец был председателем Дзержинского райсовета (или первым секретарём райкома?). Он, видимо, понимал ситуацию и, не дожидаясь ареста, повесился, вместе с женой. Опеку над Герой взял личный шофер отца (они вместе прошли войну). Гера продолжал учиться на одни пятёрки и окончил школу с золотой медалью. В 1951 году при поступлении в институт абитуриенты заполняли анкету на четырёх (!) страницах (210 на 290 мм). Вопросы – о родителях и близких родственниках: были под судом? в оккупации? служили в белой армии? и т. д. Я поступал на Энергомашиностроительный факультет, сдавал экзамены. Горбунова, с его анкетой, уравняли в правах с медалистами-евреями, которых принимали, как положено, без экзаменов, но только на факультеты, где опасались недобора: механико-машиностроительный, гидротехнический и экономический. Гера «выбрал» мехмаш. Учился хорошо. Последний раз я его встретил в середине 60-х на военных сборах для инженеров. Гера производил впечатление регулярно пьющего человека. О жизни мы не говорили.
Кажется, с 8-го класса появился у нас Гера (Григорий) Цейтин. Он был младше меня на два года, вундеркинд. Побеждал десятиклассников на олимпиаде и по математике, и по физике. Мы учили английский язык, а в параллельном классе немецкий, Гера – тот и другой. Латинский язык (эксперимент в 4-х школах Ленинграда) в «Аттестат зрелости» не входил, и отношение к нему было соответствующее. В 10-м классе мы читали «Метаморфозы» Овидия, по одному предложению за урок. Гера Цейтин знал наизусть всю поэму! Школу он закончил с серебряной медалью, подал документы на матмех Ленинградского университета. Но Гере не было шестнадцати, и под этим предлогом ему отказали. Медалисты и победители олимпиад принимались без вступительных экзаменов, после собеседования. Гера рассказывал, как оно проходило: «Спрашивали всякую ерунду, вроде, какие я знаю столицы союзных республик. Я все 16 назвал. Но чтобы я ни отвечал, они качали головами, мол, слабо, слабо…» Всё-таки зачислили Геру вольнослушателем. Студенческий билет он получил после первого курса. Сведения о математике Григории Самуиловиче Цейтине можно найти в Интернете.
Наш 10-а класс (выпуск 1951 года) считался очень сильным - 10 медалистов, 10-б дал только двоих. Тогда в старших классах 203-й мужской школы большинство учителей были мужчины. Математик Владимир Иосифович Лафер (наш классный руководитель), физик Александр Фёдорович Полковников, химик Иван Васильевич Седлецкий, физкультурник Константин Дмитриевич Смирнов… Географию, основы дарвинизма, логику, военное дело, латинский язык тоже преподавали мужчины. А пишу я грамотно благодаря Антонине Васильевне Алмазовой, учительнице русского языка и литературы в 6-м и 7-м классах . И всю жизнь работая инженером (cтаж 44 года), я много читал, собирал домашнюю библиотеку… И уже в пенсионном возрасте издал книжку своих сочинений.
